Банкэй Ётаку. Дзен "Нерожденного"

Разделы о Банкее:   [показать]

 

"Несомненно, Банкей должен считаться одним из величайших дзенских мастеров, которых Япония когда-либо являла миру," - так пишут о великом монахе XVII века Банкее Ётаку (1622—1693). Он не оставил после себя никаких записей, разъясняющих суть своего учения Дзен, и при жизни отдавал строгие приказы, никому не позволяющие низводить его учение до уровня письменных знаков, однако его последователи были не в силах вынести мысль о том, что слова и деяния их мастера могут остаться незаписанными. Банкей известен прежде всего своими проповедями, которые он неустанно проводил для своих многочисленных учеников, устремлявшихся к нему со всех концов Японии.

Главное в учении Банкэя - это образ Нерожденного (на японском "фусе"). Нерожденное - это наша собственная природа, она же - природа Будды. Она не рождена, а значит, она и бессмертна. Суть учения в том, что нет нужды что-то делать с Нерожденным, например, реализовывать его или обретать его. Надо лишь прочувствовать его присутствие "здесь и сейчас". На самом деле, это Нерожденное даже ближе к нам, чем наше привычное "я", то есть эго. Залогом этой близости Нерожденного является осознанное и непосредственное восприятие окружающего. Коаны не являются обязательным условием для приближения к Нерожденному, для этого достаточно просто пребывать в Нерожденном, жить им и жить в нем. Переживание глубокого ощущения Нерожденного как непрестанного присутствия собственной природы и есть Просветление или Пробуждение.

В этом плане учение японского мастера схоже с традицией индийских йогинов-махасиддхов в их учении о "сахаджа", то есть изначально и всегда существующей внутренней природы без наносного искусственного самоотождествления. Оно также схоже с тибетской практикой Дзогчэн, нацеленной на постижение природы сознания, как непрерывного присутствия в естественном состоянии или в изначальном состоянии ("ригпа"). Тибетская ригпа, по сути, и есть изначальная природа каждого существа, все остальное - лишь иллюзорное зеркальное отражение этой природы. Об этой сути Нерожденного Банкей в своих проповедях говорил очень просто и доступно, поэтому в монастырях, где он временно обосновывался, собиралось огромное множество монахов со всей страны.

Ранние годы

Банкэй Ётаку родился на восьмой день третьего месяца 1622 года в Хамада, маленькой деревне, расположенной на побережье Внутреннего моря в провинции Харима (восточная часть современной префектуры Хего). Его отец, Суга (Сугавара) Досэцу, был родом с острова Сикоку, где его предки на протяжении многих поколений были врачами, принадлежащими к числу самураев, состоявших на службе у клана Ава. Женившись на госпоже Ногути и, дважды сменив место жительства, обосновался в Хамада, где зарабатывал на жизнь медицинской практикой. Банкэй, четвертый из пяти сыновей, был одним из девяти детей в семье. Когда Банкэю исполнилось десять лет, его отец умер, оставив всех детей на попечение своей жены и старшего сына Масаясу, который продолжил семейную традицию, занявшись практикой китайской медицины.

В записях, повествующих о жизни Банкэя, говорится, что он был хорошо развитым и очень чувствительным ребенком, будучи в то же время довольно трудно управляемым и наделенным необыкновенной силой воли. Впоследствии его мать рассказала ему, что уже в возрасте двух-трех лет он питал отвращение к мысли о смерти. Его домашние обнаружили, что они могут унять его плач, говоря о смерти или притворяясь мертвыми. Позже, когда он стал хулиганить с соседскими мальчишками, его усмиряли точно таким же образом.

В возрасте одиннадцати лет, менее чем через год после смерти отца, Банкэя отправили в деревенскую школу, где он сразу же проявил большой интерес к учебе. Однако уроки каллиграфии, проводившиеся после конца занятий в храме соседней деревни, вызвали у него совершенно противоположное отношение. Чтобы избежать монотонного переписывания китайских иероглифов из учебника учителя, Банкэй ввел себе в привычку возвращаться домой задолго до конца урока. Несмотря на то, что Масаясу каждый раз наказывал его за это, усилия брата не увенчались успехом. По дороге домой Банкэю приходилось переправляться через реку, и поэтому его брат предупредил паромщика, чтобы он не перевозил Банкэя на другой берег, если он придет слишком рано. Но справиться с Банкэем было не так-то легко. "Земля должна продолжаться и под водой", - заявил он, зашагал прямо в поток и, едва не задохнувшись, еле-еле выбрался на другой берег.

В деревенской школе Банкэй должен был делать то же, что и все остальные школьники периода Токугава, которым вменялось в обязанность читать конфуцианские тексты, повторяя их до тех пор, пока они не запомнят их наизусть.

Однажды, когда класс заучивал "Великое Учение", учитель подошел к центральным словам этой книги:
- Путь Великого Учения заключается в выявлении сиятельной добродетели.
Банкэй прервал учителя:
- Что такое сиятельная добродетель?
Учитель, повторяя объяснение, данное в одном из традиционных комментариев, ответил:
- Это истинная природа добра, присущая каждому человеку.
Банкэй поинтересовался, что такое истинная природа, присущая каждому человеку, и получил ответ:
- Это основополагающая природа человека.
- А что же это такое? - настаивал он.
- Величайшая истина Неба, - ответил учитель.
Ни один из этих ответов не удовлетворил Банкэя.

Ему хотелось знать, что же на самом деле значит сиятельная добродетель в сфере его повседневного личного опыта. Этот вопрос отмечает возникновение духовного сомнения в его сознании, которое, вероятно, и так уже было обращено в этом направлении в связи с недавней потерей отца. Шестьдесят лет спустя сам Банкэй упомянул об этом моменте как о начале своих поисков сознания Будды. Как бы то ни было, для него этот вопрос о сиятельной добродетели вскоре превратился во всепоглощающую страсть. Сжигаемый неугасимыми сомнениями, Банкэй без долгих отлагательств отправился в самое важное путешествие своей жизни, путешествие, которое займет у него четырнадцать лет жизни и определит своим исходом его будущее.

Начало поиска

Вначале молодой человек не упускал ни одной возможности обратиться к другим за помощью. Однажды Банкэй задал свой вопрос группе ученых конфуцианцев, но они растерялись и, будучи не в состоянии найти ответ, посоветовали ему обратиться за помощью к дзэнским наставникам, сказав, что "они знают, как разрешать такие запутанные проблемы". Но так как в то время в округе не было дзэнских храмов, он не мог последовать их совету и был вынужден расспрашивать других конфуцианцев и тех буддийских монахов, которые встречались ему в близлежащих храмах. Кроме этого, он посещал все проповеди и религиозные собрания, на которых ему разрешалось присутствовать, а затем бежал домой и рассказывал своей матери о том, что там говорилось.

Однако все эти метания не принесли ни малейшего намека на понимание. Банкэй не мог найти никого, кто направил бы его в верном направлении. Именно тогда он потерял интерес ко всем школьным занятиям, что настолько раздосадовало его старшего брата, и так уже много натерпевшегося, что в конце концов Банкэй был "изгнан из дома".

Отныне Банкэй, будучи всего лишь одиннадцати лет от роду, мог рассчитывать только на свои собственные силы. На его счастье, один близкий друг семьи пожалел его и предложил ему пожить в маленькой хижине на холме за его домом. Банкэй, если в этом отношении можно верить биографическим записям, был не очень-то обеспокоен таким поворотом событий. Наоборот, он даже приветствовал это как возможность полностью посвятить себя решению своей проблемы в удалении от всего, что могло бы его отвлечь. Приняв предложение своего соседа, он затворился в этой хижине, самым серьезным образом намереваясь посвятить себя поискам светлой добродетели.

Когда ему было пятнадцать лет, Банкэй жил при храме буддийской тантрической школы Сингон, где он ознакомился с учением и практиками эзотерического буддизма. Настоятель храма, впечатленный его устремленностью, попытался убедить его стать монахом и остаться в этом храме его учеником, но Банкэй отверг это предложение.

В следующем году, когда ему уже исполнилось шестнадцать, Банкэй прошагал двадцать миль, отделявшие Хамада от города Ако, ради того, чтобы посетить Дзуйодзи, храм школы дзэн, возведенный за двадцать два года до этого для настоятеля Умпо Дзэндзе. Умпо принадлежал к основной линии школы Риндзай, восходящей к Дайо и Дайто, великим мастерам дзэн периода Камакура. Ко времени прихода к нему Банкэя (1638) семидесятилетний Умпо был широко известен как строгий наставник, добивающийся от своих монахов полной концентрации. Банкэй рассказал Умпо о тех трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь овладеть пониманием светлой добродетели. Умпо ответил, что, если он хочет узнать, что это такое, ему придется практиковать дзадзэн. В Умпо, учении и практике дзэн, которые он собой олицетворял, было нечто, что вызвало у Банкэя такой отклик, что он тут же, не сходя с места, попросил Умпо принять его в число буддийских монахов. Умпо с радостью выполнил эту просьбу, исходящую от столь устремленного юноши, - он обрил Банкэю голову и дал ему его монашеское имя Ётаку, что значит "Долгое Совершенствование". Имя, под которым он больше известен - Банкэй, - он принял уже после тридцати, будучи наставником в дзэндо храма Месиндзи в Киото.

За те три года, в течение которых он находился под руководством Умно, Банкэй прошел весьма обширную программу подготовки. Дзадзэн (сидячая медитация) был, конечно же, основным элементом практики. Вполне возможно, что Банкэй поработал немного и с коанами, хотя существует упоминание о том, что Умпо не уделял использованию коанов такого внимания, как его современники.

После трех лет, проведенных в Дзуйодзи, Банкэй отправился в длительное путешествие по Японии, он вдоль и поперек исходил область Киото-Осака и побывал на острове Кюсю. С тех пор, как он попрощался с Умпо, у него не было постоянного места обитания. Иногда Банкэй останавливался в храмах, но большую часть времени он проводил в уединении, занимаясь дзадзэн в сооруженных им же примитивных хижинах. Ему довольно часто приходилось спать под открытым небом. Лишения подобного образа жизни были очень велики, но он переносил их с более чем спартанским презрением к голоду и погодным условиям. Он прожил несколько лет среди нищих, сперва под мостом Годзе в Киото, а потом подле святилища Тэнмангу в Осаке. Целую неделю, не принимая никакой пищи, просидел он в святилище Мацуно-о в западной части столицы Эдо (ныне Токио).

Просветление

Когда бы он ни услышал о каком-то учителе, который, как ему казалось, мог дать ему совет, он немедля отправлялся к нему. Но к тому времени, когда он, после четырехлетнего отсутствия, вернулся к Умпо в 1645 году, Банкэй, которому исполнилось уже двадцать три года, все еще не освободился от своих сомнений и неопределенности, давящей на него изнутри. Когда он сказал Умпо, что не смог найти никого, кто мог бы оказать ему необходимую помощь, в глазах его блеснули слезы. Ответ Умпо был таким: "Это твое желание найти кого-то удерживает тебя от достижения цели". Так он сказал Банкэю о том, что он не достигнет просветления до тех пор, пока будет искать ответ вне себя.

Эти слова произвели ожидаемый эффект. Банкэй снова ушел, но на сей раз он обосновался неподалеку, построив себе хижину в сельской местности к северу от замка Ако. Для того, чтобы подчеркнуть свое намерение справиться со всем совершенно самостоятельно, он полностью изолировал себя от контакта с внешним миром, затворившись в своей хижине. Дни и ночи напролет он, даже еще с большей настойчивостью, чем прежде, сидел в дзадзэн, намереваясь, подобно Будде, не вставать, пока не достигнет просветления. Он обливал себя холодной водой, когда бы ни почувствовал хоть малейшее приближение "демонов сна". Вследствие непрерывного сидения и постоянного соприкосновения с голым каменным полом его бедра и ягодицы воспалились и опухли. Они начали гноиться, но он но-прежнему продолжал сидеть и при этом неделями отказывался от еды. Комната размером десять на десять футов более походила на тюремную камеру. В ней было всего одно отверстие, достаточное лишь для того, чтобы просунуть сквозь него руку. Через это отверстие ему дважды в день передавали пищу. Закончив есть, он выставлял чашу наружу. Уборная была устроена прямо под стеной, так что он мог облегчиться, не выходя из комнаты.

Однако долгие годы борьбы ослабили его физически, и он заболел туберкулезом. Сам он так говорит об этом в одной из своих проповедей:

"Мое полное пренебрежение своим здоровьем... и годы самоистязаний в конце концов взяли свое и завершились тяжелой болезнью... Состояние мое постепенно ухудшалось, день за днем я становился все слабее... Болезнь достигла критической стадии, я харкал кровью и уже в течение целой недели не мог проглотить ничего, кроме небольшого количества рисового отвара".

Врач, осмотревший его, сказал, что Банкэй находится уже за той чертой, до которой его средства могли помочь. Он был обречен на смерть. Но в этих тяжелейших условиях Банкэй внезапно достиг просветления:

"Я почувствовал какое-то странное ощущение в горле. Я плюнул на стену... Внезапно, именно в этот момент... я постиг то, что до сих пор от меня скрывалось: абсолютно все противоречия разрешены в Нерожденном".

После четырнадцати лет невероятно тяжелых и изнуряющих трудов он наконец-то достиг просветления и все его сомнения и неуверенность развеялись как дым. Он сразу же почувствовал, что к нему возвращаются его силы. Его аппетит, а вместе с ним и его здоровье чудесным образом вернулись к нему.

Когда Банкэй несколько окреп, он отправился в Дзуйодзи и рассказал Умпо о том, что с ним произошло. Умпо неимоверно обрадовался.

- Это и есть суть учения Бодхидхармы. Отныне и впредь никто не сможет сбить тебя с Пути, - сказал он, признав понимание Банкэя. Но он добавил также, что ему следует получить подтверждение своего опыта и от других мастеров. К своему разочарованию, Банкей обнаружил, что никто из них не мог дать ему то подтверждение, за которым он пришел.

Банкей и Дося

Весь следующий год или около того Банкэй провел в отшельничестве среди покрытых лесами холмов провинции Мино, занимаясь осмыслением своего опыта. В 1650 году он вернулся в Харима, где и провел весь год, уделяя немало внимания определению приоритетов предстоящего ему служения в качестве учителя. Он размышлял "о естественных способностях простых людей и тех способах, с помощью которых можно наставлять их в Пути", пытаясь определить, как наилучшим образом передать другим достигнутое им понимание. Осенью 1651 года он получил известие о некоем китайском наставнике по имени Дося Тегэн, который прибыл недавно из Китая и остановился в городе Нагасаки на острове Кюсю. Умно предложил Банкэю отправиться в Нагасаки и разузнать, что представляет собой этот китайский наставник, а поскольку Банкэй по-прежнему стремился найти кого-то, кто мог бы подтвердить его просветление, то вряд ли пришлось его долго упрашивать. Дося прибыл в Японию в шестом месяце 1651 года. К осени весть о его приезде дошла до Банкэя, а вскоре Банкэй уже был в Нагасаки. Его первая встреча с этим китайским мастером состоялась в Софукудзи, большом храме в китайском стиле, который был построен в начале XVII века и стоял на склоне холма с видом на гавань.

Во время их первой же встречи Дося подтвердил просветление Банкэя, сказав: "Ты проник в самую суть себя". Но после того как он сказал это, он добавил: "Однако тебе еще предстоит постичь то, что превыше этого, то, что является основой нашей школы". Для Банкэя это было неприемлемо, поскольку он твердо верил в то, что он уже достиг великого просветления, полного и совершенного. Банкэй глянул на него, громко рассмеялся, а затем грубо, даже не поклонившись, вышел из комнаты. Но все же он не ушел из храма и в течение нескольких дней внимательно наблюдал за Дося и за тем, как он наставлял монахов, находившихся под его руководством. Банкэй быстро оценил истинные достоинства Дося как учителя и принял решение продолжить свою практику в храме Софукудзи.

В течение следующих месяцев он часто приходил в покои Дося и наверняка провел там не один духовный поединок со своим новым учителем. Так как Дося не владел японским, а Банкэй не говорил по-китайски, хотя мог читать и писать на этом языке, общаться им приходилось посредством хицудан, обмениваясь записками, написанными на китайском языке, - "кисти вместо ртов и глаза вместо ушей". Банкэй присоединился к общине и жил вместе с другими монахами.

В следующем году Банкэй испытал еще одно просветление - сатори. Он вышел из зала, прибежал в покои Дося, взял кисть и написал вопрос: "В чем основная суть Дзэн?" "Чья суть?" - написал Дося в ответ. Банкэй развел руками. Дося поднял кисть, но прежде чем он успел что-либо написать, Банкэй выхватил ее из его руки и бросил на пол. Затем он "тряхнул рукавами и вышел".

На следующее утро Дося сказал дежурному монаху, что "Банкэй завершил великое дело", и дал ему наказ перевести Банкэя в ранг старшего монаха. Однако Банкэй отклонил эту честь. Он предпочел обязанностям старшего монаха свое старое место при кухне и продолжал трудиться как и прежде, разнося монахам пищу и поддерживая на кухне огонь.

С самого начала некоторые члены общины Дося отнюдь не приветствовали присутствие среди них Банкэя. Когда они узнали, что учитель признал просветление Банкэя, их охватило чувство сильной зависти. Как только Дося узнал об этом, он в тайне вызвал к себе Банкэя и попросил его на некоторое время покинуть храм, дабы избежать возникновения раздора в общине. Так, пробыв под руководством Дося немногим более года, Банкэй оставил Софукудзи и вернулся в родную провинцию Харима. Оттуда он проследовал в Ёсино, практически незаселенную часть провинции Ямато (современная префектура Нара). Поселившись там в уединенной хижине, Банкэй осуществлял Путь среди гор и долин Ёсино. Во время своего пребывания там Банкэй сочинил цикл незатейливых буддийских песен для наставления крестьян, с которыми он время от времени общался. Из Ёсино Банкэй перебрался в провинцию Мино, где в следующем (1653) году он в обители отшельников Гекурю-ан упорно работал над дальнейшим углублением своего просветления.

Распространение Учения

Где-то к концу года, во время очень суровой зимы, Банкэй каким-то необъяснимым образом узнал о том, что его учитель Умпо смертельно болен. Среди других монахов, бывших в то время в Гекурю-ан, был некий монах по имени Сэн, личный ученик дзэнского мастера Дайгу.

- Как это ты мог узнать, что твой учитель заболел? - спросил он. - Ведь он же находится в Ако, а это много дней пути отсюда.
- Я знаю, - сказал Банкэй.
- Ха! Ты обманщик, Банкэй, - насмехался Сэн. - Но раз уж ты уходишь, я пойду вместе с тобой. Все равно я давно уже хотел навестить Дайгу.
Где-то на полпути Банкэй внезапно сказал:
- Только что в Осаке умерла жена одного моего старого друга.
- Чушь! - сказал Сэн. Но так как их путь пролегал через Осаку, то, оказавшись там, они направились прямиком к дому друга Банкэя. Тот поспешил к двери, чтобы поприветствовать их.
- Три дня назад я потерял жену, - воскликнул он. - Как странно, что вы пришли именно сейчас. Когда она болела, она часто вспоминала тебя. Как необыкновенно! Заходите, пожалуйста, и воскурите за нее благовония на алтаре.

Банкэй не успел вовремя добраться до Ако, чтобы попрощаться со своим старым учителем. В ночь перед его приходом, на восьмой (или девятый) день двенадцатого месяца Умпо покинул этот мир, будучи в возрасте восьмидесяти пяти лет. Перед смертью он дал своему преемнику Бокуо Согю следующее предписание:

Я уверен в том, что Банкэй - единственный человек, который способен высоко поднять стяг Дхармы, укрепив положение дзэн в будущем. Я хочу, чтобы ты, заступив на мое место, убедил его нести учение в мир. Никоим образом не должно позволить ему сокрыть свои таланты.

В 1657-ом году, через четыре года после смерти Умпо, Бокуо в соответствии с предсмертным желанием своего мастера объявил Банкэя своим официальным наследником. Таким образом, в дополнение к Передаче Дхармы, которую он получил от Дося (а это соединило его с китайской линией Дзэн этого мастера), была установлена формальная принадлежность Банкэя к традиции Месиндзи, основной линии японской школы Риндзай-дзэн.

Время странствий закончилось, и хотя из стремления постоянно совершенствовать свое просветление Банкэй по-прежнему придерживался довольно сурового образа жизни, он становился все более внимательным к духовным нуждам все увеличивающегося потока людей, приходивших к нему за наставлениями. В течение последних тридцати шести лет своей жизни он неустанно проповедовал в монастырях и храмах по всей Японии. Богатые ученики Банкэя возвели для него несколько храмов, а кроме этого, под его непосредственным руководством было восстановлено множество других храмов.

Банкэй посвятил остаток своей жизни распространению учения о Нерожденном, пытаясь вернуть школе Дзэн былое процветание, поскольку к тому времени она уже около ста лет находилась в периоде относительного упадка. В 1672-ом году, будучи в возрасте пятидесяти лет, Банкэй сменил Бокуо на его посту, став двести восемнадцатым настоятелем храма Месиндзи в Киото.

"В моей Дхарме нет каких-то четко установленных целей, которых можно было бы достичь, нет ничего, что выступало бы как нечто, в чем можно было бы достичь Просветления. Нет комментариев к коанам, нет зависимости от слов какого-то Будды или патриарха. Есть только прямое указание. Поскольку в нем нет ничего, за что можно было бы ухватиться, многие люди не могут постичь его. И именно люди образованные испытывают наибольшие затруднения в постижении. Они спотыкаются о свои знания и о свою привычку применять их ко всему. Люди простые и неграмотные не обладают такими мыслительными способностями, и, хотя принято считать, что они не могут быть дзэнскими мастерами, многие из них достигают непоколебимого утверждения в нерожденном сознании Будды и живут в совершенной гармонии с ним".

Последние годы

Когда ему было уже под шестьдесят, Банкэй стал проводить большие медитативные собрания (затворы) с тем, чтобы сделать свое учение дзэн еще более доступным для великого множества людей, приходивших к нему за наставлениями. Во время этих затворов он проповедовал о Нерожденном и отвечал на задававшиеся ему вопросы, указывая всем собравшимся на путь разрешения их проблем и сомнений. Подобные затворы продолжительностью по девяносто дней он проводил, как правило, дважды в год, летом и зимой, вплоть до своей смерти в 1693-ем году. Число участников некоторых затворов было ограничено кругом его личных учеников, которых у него было несколько сотен человек, но большинство затворов были открыты для всех желающих и посещались большими толпами монахов и мирян вне зависимости от их сословной принадлежности и общественного положения.

Среди бесчисленного множества людей, окружавших в то время Банкэя, была Дэн Сутэдзе, поэтесса, стихотворения которой пользовались большой популярностью у ее современников. Буддийской монахиней Дэн стала уже на склоне лет, после смерти своего мужа. Банкэй дал Дэн ее монашеское имя - Тэйкан. Она вела дневниковые записи, охватывающие последние десять лет жизни своего учителя. Вот фрагмент из ее записей:

Я не ожидала того, что на этот затвор прибудет так много людей, поскольку его проведение было запланировано только в начале девятого месяца, то есть всего за четыре-пять недель до его начала. Однако известие об этом распространилось по всей стране: они пришли с далекого северного острова Хоккайдо, с западных пределов острова Кюсю и из всех провинций острова Хондо. Это известие дошло даже до отдаленных островов Рюкю.
На затворе присутствовали многие важные наставники школ Риндзай и Сото-дзэн, равно как и монахи и монахини всех других буддийских школ, и набралось их несколько тысяч. Все они собирались вокруг возвышения, на котором восседал Банкэй, внимательно слушали его слова и со всей серьезностью посвящали себя осуществлению Пути. Кроме этого, множество мирян и мирянок заполнили западный зал дзэндо и главный зал дзэндо. Чтобы обеспечить кров для вновь прибывающих паломников, каждый день возводились новые временные залы. Улицы Абоси заполнились духовными людьми со всех концов страны. Этот маленький поселок на берегу Внутреннего моря вдруг превратился в столицу, центр всего сущего, и все его жители преисполнились радости от осознания важности этого события.
Все присутствующие были счастливы оттого, что они оказались в Рюмондзи и смогли услышать, как проповедует мастер Банкэй.
Вот уже затвор подходил к концу, но никто не торопился с отбытием, а когда пришел новый год, развернулось незабываемое зрелище: тысячи и тысячи мужчин и женщин столпились вокруг Банкэя, чтобы попрощаться с ним и поблагодарить его. Невозможно выразить словами или описать кистью ту грусть, что витала в воздухе оттого, что им приходится покидать его, и ту великую радость, что они испытывали оттого, что приняли участие в этом совершенно непревзойденном буддийском собрании. На многих лицах блестели слезы глубокой и искренней благодарности.
Я не могу выразить всю ту радость, что я испытываю в своем сердце оттого, что моя карма оказалась настолько благоприятной, что я родилась в то время, когда смогла повстречать Мастера Банкэя, столь подобного самому Будде Шакьямуни.

По завершении затвора в 1693-ем году Банкэй остался на несколько месяцев в Гекурюдзи, а затем отправился в Эдо, совершив по пути несколько остановок, с тем чтобы исполнить обращенные к нему просьбы произнести проповедь. В пятом месяце он уехал из Эдо и направился в Рюмондзи, намереваясь, как обычно, совершить по пути несколько остановок для произнесения проповедей. В городе Хамамацу мастер занемог и решил поспешить домой. Паланкин Банкэя внесли в ворота храма Рюмондзи на десятый день шестого месяца, а на следующее утро Банкэй сказал одному из своих помощников, что умрет через два месяца, но, дабы не вызвать всеобщей тревоги, он запретил ему говорить об этом кому-либо.

За некоторое время до своей смерти Банкэй перестал принимать пищу и отвергал все предлагавшиеся ему лекарства, но с удовольствием проводил время в беседах со своими учениками. В день своей смерти он передал им свои последние наставления и, увидев, что некоторые из них погрустнели, сказал: "Как это вы хотите увидеть меня, глядя на меня из мира рождений-и-смертей?"

Ко времени смерти Банкэя его личными учениками были более четырехсот монахов и двести семьдесят монахинь. Кроме них, его учениками считались также более пяти тысяч мирян и мирянок, принявших от него обеты и получавших его наставления. В число учеников Банкэя входили люди со всей страны, среди них были дайме и прочие люди высокого положения и происхождения, равно как и множество учеников из крестьян. В 1740-ом году, через сорок семь лет после смерти Банкэя, император Сакурамати пожаловал ему посмертный титул Дайхо Сёгэн ("Истинное Око Великой Дхармы") Кокуси ("Наставник Страны").

В статье использованы следующие источники:
1. Евгений Турчинов. Предисловие к русскому изданию "Нерожденный, жизнь и учение мастера Дзен Банкея" - Евразия, СПб, 2000.
2. Норман Уоделл. Предисловие к книге "Нерожденный, жизнь и учение мастера Дзен Банкея" - Евразия, СПб, 2000, "Биография" из этой же книги.
3. "Нерожденный, жизнь и учение мастера Дзен Банкея" - Евразия, СПб, 2000.

Перейти на начало страницы