Хакуин Экаку (1686-1768). Притчи и рассказы

Разделы о Хакуине:   [показать]

 

Спрятанная добродетель, явленная награда
Дзенский наставник Хакуин часто рассказывал о том времени, когда он был еще молодым учеником и странствовал, встречаясь с дзенскими учителями и практикуя сосредоточение на пустоте. Так последователи Дзен очищают сознание от субъективных образов, готовя себя к восприятию объективной истины.
Однажды Хакуин путешествовал в обществе двух других буддийских монахов. Один из них, сославшись на болезнь и усталость, попросил Хакуина нести его вещи. Молодой Хакуин с готовностью согласился, еще глубже погрузившись в созерцание пустоты и освободив тем самым свое сознание от лишнего груза.
Видя, как Хакуин молод и усерден, другой монах тоже решил освободить свои плечи от тяжести ноши. Прикинувшись, как и первый, больным, он попросил Хакуина понести и его вещи. Преисполненный буддийского сострадания Хакуин взял третью сумку и продолжил путь, еще сильнее отдавшись пустоте.
В конце концов, монахи добрались до того места, откуда продолжить путешествие можно было только по воде, и на ближайшей переправе они взяли лодку. Хакуин, совершенно утомленный, свернулся калачиком и глубоко заснул.
Проснувшись, Хакуин никак не мог сориентироваться. Оказывается, они только что пристали к берегу, но молодой монах совершенно ничего не помнил о поездке. Почувствовав неприятный запах, он огляделся и увидел, что лица у всех вокруг были зеленого цвета, а их одежды - залиты рвотой. И что все как-то странно смотрели на него.
Выяснилось, что во время пути лодку настиг шторм; ее бросало по волнам туда и сюда так, что никого, даже лодочника, не миновала морская болезнь. И только молодой дзенский монах Хакуин, утомившись тяжестью вещей своих спутников, проспал всю бурю и совершенно ничего не почувствовал.
Так, рассказывал наставник Хакуин, он впервые на собственном опыте постиг справедливость принципа: спрятанная добродетель вознаграждается явно.

Ну и ну...
Дзенский учитель Хакуин слыл среди соседей человеком, живущим беспорочной жизнью. Рядом с ним жила красивая девушка, родители которой владели продуктовой лавкой. Внезапно родители обнаружили, что у нее должен появиться ребенок. Они были в ярости. Девушка отказалась назвать отца ребенка, но после долгих настояний назвала Хакуина. В большом гневе родители пришли к учителю.
"Ну и ну..." - вот было все, что он сказал.
После того, как ребенок родился, его принесли к Хакуину. К этому времени он потерял всякое уважение окружающих, что совсем не волновало его. Он окружил ребенка заботой и теплом, брал у соседей молоко для ребенка и все, в чем тот нуждался.
Через год девушка-мать все же не выдержала и сказала родителям правду, что отцом ребенка был молодой человек, работавший на рыбном рынке.
Отец и мать девушки сразу пошли к Хакуину, просили у него прощения, долго извинялись перед ним и просили вернуть ребенка.
Хакуин охотно простил их. Отдавая ребенка, он сказал лишь: "Ну и ну..."

Врата рая
Солдат по имени Нобусиге пришел к Хакуину и спросил: "Правда ли, что есть рай и ад?"
"Кто ты?" - спросил Хакуин.
"Я - самурай," - ответил воин.
"Ты - солдат! - воскликнул Хакуин.- Что за начальник держит тебя в своем войске? У тебя лицо, как у нищего."
Нобусиге так рассвирепел, что начал вытаскивать свой меч, но Хакуин продолжал:
"У тебя есть меч! Но, наверное, он слишком туп, чтобы снести мне голову."
Когда Нобусиге вытащил меч, Хакуин заметил: "Тут открываются двери в ад."
При этих словах самурай, почувствовавший себя учеником мастера, вложил меч в ножны и поклонился.
"Здесь открываются врата рая," - сказал Хакуин.

Вытирать зад Будды
В общине дзэнского наставника Хакуина был один безумный монах, вообразивший, что он постиг тождество себя и Будды. Он разорвал буддийские писания и использовал страницы в качестве туалетной бумаги. Другие монахи укоряли его, но он не обращал на это никакого внимания и со смехом отвечал:
"Что плохого в том, чтобы вытирать буддийскими сутрами зад Будды?"
Тогда об этом доложили Хакуину и наставник спросил безумного монаха:
"Говорят, что ты используешь буддийские сутры как бумагу, с которой ходят в отхожее место. Это так?"
"Да, - ответил безумец. - Я сам есть Будда. Что плохого в том, чтобы вытирать буддийскими сутрами зад Будды?"
"Ты ошибаешься, - сказал Хакуин. - Если это зад Будды, зачем же использовать старую бумагу, да еще исписанную? Вытирай его чистой белой бумагой".
Все рассмеялись, а монах устыдился и принес извинения.

Слово о карпе Краснопером (рассказ от Хакуина)
Жил-был в Восточном море карп, по имени Красноперый, наделенный неукротимым духом и прямым нравом. Исполинская стать выделяла его среди собратьев-рыб. Беспрестанно оплакивал он судьбу своих товарищей. "Сколь неисчислима наша братия, гордо обитающая в обширных океанских глубинах. Они вверяют себя его бескрайним серебряным волнам, скользят вверх и вниз среди зыбей и резвятся в зарослях морской травы и водорослей. И все же несметное их число попадает в сети и оказывается на крючках с наживкой. Они попадают на разделочные доски, где их режут на куски и готовят, чтобы наполнить желудки обитателей мира людей. Кости их выкидывают и оставляют в пыли и грязи. Их головы бросают бродячим псам. Некоторых сушат или солят, чтобы продать на рынке. Выставляют на лотки и прилавки всем на погляд. Ни один из них не доживает отпущенного срока. Как горестна жизнь рыбы!"
Среди этих печальных раздумий Красноперый Карп ощутил в груди могучий прилив духа. Он дал торжественную клятву. "Я непременно проплыву за Драконьи Врата, не испугаюсь гибельных огненных молний и грома, покину пределы сословия обычных рыб и обрету место среди священных драконов, навсегда избавлюсь от ужасных страданий, унаследованных моим народом, уничтожу все следы нашего позора и унижения".
Дождавшись третьего дня третьего месяца, когда цветет персик и река полноводна, он отправился к порогу Юя. Затем, взмахнув хвостом, Красноперый Карп поплыл вперёд.
Вам, людям, не дано узреть грандиозный поток воды, который катится через Врата Дракона. С неимоверной силой низвергается он с вершин далекого хребта Куньлунь. Громадные дикие волны, выворачивая целые склоны холмов, несутся вниз по ущельям, чьи стены вздымаются на головокружительную высоту. С оглушительным ревом рушатся вниз гневные раскаты грома. Стонущие вихри поднимают ядовитые туманы и столбы зловонного пара, откуда брызжет блеск ветвистых молний. Горные духи там глохнут до бессмыслия, а речные духи слабеют в ногах от страха. Одна лишь капля этой воды способна раздробить панцирь исполинской черепахи, сломать кости громадному киту.
В этот-то водоворот изо всех сил ринулся Красноперый Карп, весь облаченный в свою великолепную золотисто-красную чешую, стуча стальными зубами, как барабанами. Ах! Золотой карп! Золотой карп! Ты мог бы вести обычную жизнь в бескрайнем океане. Там всюду кишит мелкая рыба. Тебе бы не пришлось голодать. Так почему же? Что заставило тебя вступить в это дикое и яростное сражение? Что ожидало тебя за тем порогом?
И тут, когда его опалили сотрясающие скалы молнии, сокрушил обжигающий небеса взрыв громового огня, а вся его чешуйчатая броня сгорела от головы до хвоста и плавники были опалены, Красноперый Карп погиб Великой Смертью и возродился как Божественный Дракон - верховный владыка вод. Теперь, с Богом грома впереди и Богом огня позади, окруженный справа и слева Богами дождя и ветра, он движется повсюду, держа в одной руке облака, а в другой - туманы, принося новую жизнь нежным молодым побегам, увядающим на давно иссушенных пустынных землях, надежно храня истинную Дхарму среди скверны скудеющего мира.
Будь он доволен тем, что провел свою жизнь, будто хромая и слепая черепаха, питаясь улитками и крошечными креветками, даже общие усилия Васуки, Манасвина и всех прочих Царей-Драконов, вздумай они прийти на помощь, не принесли бы ему пользы. Никогда бы не смог он добиться такой великой удачи, которой добился собственными силами.

Одинокое пристанище наставника (фрагмент из автобиографии "Ицумадэгуса", или "Дикий плющ")
В тех краях был еще один старый наставник, имя которого было Тарумару Сокай. Однажды он появился в храме и начал рассуждать с монахами о Дхарме.
Много лет назад наставник страны Мусо решил провести летнее затворничество в горной хижине, где он мог бы посвятить себя упражнениям и вести жизнь, полную самых суровых обетов. Он взобрался по склону горы Кэнтоку, что в провинции Каи. Его руки были пусты, если не считать одной палки, на которой висела сушеная хурма. Он поселился в маленькой хижине. Он дал обет, что будет в день съедать по одному только сухому плоду, вместо обычных двух приемов пищи.
Внезапно откуда-то появился молодой монах четырнадцати или пятнадцати лет и обратился к Мусо с просьбой разрешить ему остаться в хижине и прислуживать в течении всего лета.
"Какая странная для нашего времени просьба со стороны мальчика твоего возраста, - сказал Мусо с восхищением. - Ты, однако, не знаешь, что я собираюсь съедать только один раз в день один сушеный плод. Так что, боюсь, тебе нечего будет есть вообще".
"Удели мне половину твоего плода", - сказал мальчик.
Мусо был застигнут врасплох и не знал, что и ответить. Пока он обдумывал решение, монах продолжал: "Я буду прислуживаться тебе все лето. И всего лишь за половину плода в день. Чего же тут еще решать, о наставник?"
Мусо размышлял: "Хотя он теперь и утверждает, что будет питаться только кусками сушеной хурмы, он не выдержит так все лето. Проторчит здесь день или два, а затем сбежит". Решив так, Мусо сказал мальчику, что тот может остаться.
Прошел месяц, два месяца, однако чудесный молодой монах не обнаружил никакого желания сбежать. Он тщательно исполнял все свои обязанности. За будничной работой и за чтением и пением сутр он не позволял себе ни на миг расслабиться. Отсутствие пищи, казалось, также не наносило ему вреда. Подметая ли хижину, нося ли воду, он работал усердно.
Утром в последний день лета Мусо подозвал к себе юного монаха. "Ты трудился великолепно, - сказал он. - Все лето ты оказывал мне неоценимую поддержку и этим помог мне сосредоточиться на моих упражнениях. Я знаю, что этот дар недостаточен, но я все же хочу, чтобы ты взял его как знак того, что я благодарен за твою работу".
Сказав так, Мусо снял со своих плеч воротник-кара и протянул мальчику. Тот взял его, почтительно поднял кверху три раза и накинул на плечи.
"Наставник, - сказал мальчик, - вы скоро уходите. Когда вы спуститесь с горы, то окажетесь в маленькой деревушке у ее подножия. Слева от дороги вы увидите дом, который недавно построили. Этим домом владеет мой родственник. Я поспешу теперь туда и попрошу его приготовить еду для вашей дневной трапезы. Вы можете спускаться, не торопясь".
Мальчик поклонился на прощание, коснувшись лбом земли, и поспешил вниз по горной тропинке. Он едва касался земли, будто не бежал, а летел.
Опираясь на бамбуковую палку, ослабленный постом Мусо начал медленно, шаг за шагом, спускаться с горы. Был уже почти полдень, когда он оказался, наконец, в деревне. Как только он подошел к только что отстроенному деревенскому дому, о котором говорил мальчик, из дверей показался мужчина и поспешил к тому месту, где стоял Мусо. Он поклонился, коснувшись лбом земли, и сказал: "У меня камень с души упал, наставник. Мы ждали вас раньше, и я уже собирался пойти в горы искать вас. Я очень рад, что вы пришли. Пожалуйста, заходите".
Мусо поинтересовался, где же мальчик. Крестьянин ответил: "Я и сам не знаю. Он только что был здесь".
Он вышел во двор, в надежде увидеть мальчика, но встретил у двери только своего соседа. Тот сказал: "Случилось что-то в высшей степени странное. Я видел молодого монаха - не больше тринадцати или четырнадцати лет, - который пролетел прямо через решетки в двери нашего святилища. Я не мог поверить своим глазам! Человек не способен на такое! Я подошел к святилищу, отодвинул старые доски и заглянул внутрь. Но внутри никого не было. Я даже не знаю, что и думать".
Хозяин слушал в изумлении. Затем он направился к святилищу, чтобы самому во всем разобраться. Он открыл дверь, проник внутрь и обшарил весь зал от пола до потолка. Не заметив ничего странного, он уже собирался уходить, как его взгляд привлекла одна вещь. "Странно, - подумал он, - на плечах мирно стоящей в углу статуи Бодхисаттвы Юдзо висит тот же самый монашеский воротник, который я сам несколько часов назад видел на молодом послушнике. Здесь какая-то ужасная тайна".
Когда Мусо узнал о случившемся, он поспешил к святилищу. Взглянув на статую Бодхисаттвы, он тут же почтительно сложил свои ладони. С глазами, полными слез, он кинулся на пол и припал к земле в глубоком поклоне. Столпившиеся у входа крестьяне также разрыдались и, последовав примеру Мусо, распростерлись в благоговении на земле. Эта сцена навеки запечатлелась в сердцах всех присутствующих.
Когда Мусо смог, наконец, справиться со слезами, он воскликнул: "Невозможно поверить в случившееся! Это же мой старый воротник! Много лет я носил его, а сегодня утром отдал молодому монаху в награду за его помощь. Посмотрите на лицо Бодхисаттвы! Ведь это же точная копия его лица - нет ни одного отличия! Сколь же недостойно я вел себя! Я не мог даже помыслить о том, что это Бодхисаттва Юдзо. Но и теперь, узнав его, я не могу принести большую благодарность, чем простой поклон. Все это лето я заставлял его работать. Ужасно, но я не ведал, что это работает сам Будда".
Волна радости прокатилась по деревне. "Это был сам Бодхистаттва! - кричали удивленные и восхищенные крестьяне. - Молодой монах, которого мы видели этим летом и который последовал за наставником, в действительности, был Бодхисаттвой".
Святилище стало наполняться людьми всех сословий - старыми и молодыми, мужчинами и женщинами, священнослужителями и мирянами, которые стекались со всей области. Многие проходили более пять ри. Поток паломников не прерывался в течении восьми-девяти дней. Все приходящие спешили засвидетельствовать свое почтение и безграничную преданность наставнику страны Мусо. Со слов тех самых жителей деревни эта история передается из уст в уста в течение нескольких поколений.

Перейти на начало страницы